у джоан отрастают волосы - по сантиметру в месяц, десятке в год.
она матерится, встряхивает челкой, убирает пряди, но терпеливо ждёт.
джоан пьет паршивый виски, больше по привычке, чем по нехватке денег,
курит под лучшую музыку на земле - ту, которая проигрывается в голове
перед тем, как погрузиться в сон.
у джоан где-то должен быть дом, но никто о нем никогда не слышал,
и она даже не представляет, какой он - но точно знает: там вишни
цветут у крыльца, там озеро за пролеском, а до железной дороги
идти километра три - по бездорожью, густой тени и траве высокой.
джоан поворачивается боком, стряхивает пепел, берет стакан.
по ночам тишина звенит, как в пригоршню пойманная цикада, стрекочет,
где-то проходит поезд, - слышно, как он грохочет, на реке открывают шлюз.
джоан себе провела границу, и заступить за нее боится. она твердит:
"весь этот блюз, скорей всего, прекратится, едва я исчезну. и когда
мне случится тридцать, я вспомню о нем и обязательно позвоню".
она знает, что шансы на то и другое равны нулю.
джоан спит и ищет банки с вишневым вареньем на полке, куда ставила их вчера.
гроза поломала ветки деревьев у дома, они шипят и потрескивают в камине.
джоан блуждает по коридорам, лестницам, мостовым, дворам, подворотням - четыре
тысячи лет, если не больше. и что-то ищет, чего давно уже и в помине
нет.
джоан открывает глаза поутру, хмурится, смотрит на снег в окне.
ей исполняется двадцать семь в этом ноябре.
******
и еще один взгляд про 27, только куда более мрачный
serpenteve